Кроме этих родственников у меня были, возможно, старшие брат и сестра, они приходили меня навещать пару раз. Родные или нет – я, по понятным причинам, не знал. Брат – такой брутальный юноша лет двадцати пяти, косая сажень в плечах и с… понимаю, что не в тему – клинком на поясе, а сестренка – очень миловидная девушка лет восемнадцати. Почему «старшие»? Да мне на вид было всего лет шестнадцать, может, чуть больше. Довольно симпатичный парень с несколько нагловатой рожей. Сейчас, конечно, она была глуповата, но что-то мне говорило, что я еще тот шельмец. Был.
Как только мы вернулись в комнату, меня снова захватила тоска. Ну не может этого быть! А если это правда, то… как же бабушка? И что с Лехой? Может, тот, с гнусным голосом, потом возвращает все на свои места? Последняя надежда была именно на это. Поскольку жить в мире, где по нужде ходят в ведро, а в качестве домашних питомцев держат довольно опасных тварей, мне не очень хотелось.
– Лигранд Элидар ukerte есть? – заискивающе спросил Пасот.
Я кивнул. Надо начинать говорить, а то я так никогда местный не выучу. Да и зачем он мне? Ведь это все неправда. Это сон! Я просто впал в кому, и теперь смотрю очень длинный кошмарный сон.
На обед был суп из какой-то птицы. Птичка, судя по крылышку, торчащему из тарелки, была родственницей котика. Как минимум по размеру. Какие же здесь, интересно, лошади? К супу прилагались кусок хлеба и кружка молока. Обычное коровье молоко. Свежее. Практически парное и очень-очень жирное. Мне раз Пасот принес охлажденное молоко, так я пить не стал – с детства не люблю пенку, или что там еще за сметана сверху плавала.
После обеда был сон: час. Обычно я не засыпал, продолжая заниматься самобичеванием своего разума, но не сегодня. Недолгая, казалось бы, прогулка вымотала меня, ну а обед нагнал дрему.
Проснулся я от бормотания «няньки» в коридоре. Уж этот скрипучий голос я за прошедшие дни научился от других отличать. Бормотание в коридоре значило одно. К больному пришел посетитель, и Пасот докладывал обстановку. Я постарался принять полусидячее положение, отодвинув круглую подушку к спинке кровати.
Посетителем, вернее – посетительницей, была предполагаемая сестра. Лучшего момента начать говорить и не придумаешь. Дело в том, что начинать со слов «есть» или «пить», может, и разумно, но мне действительно было жаль этих «родных» людей, искренне переживающих за меня. Они-то ведь ни в чем не виноваты. Глядя на них, я сразу вспоминал бабушку – даже представить боялся, что с ней будет, когда меня там потеряют. Хотелось сделать этим людям, тоже потерявшим сына, брата, племянника, внука и не догадывающимся об этом, приятное. А что может быть им приятнее, если я начну говорить, то есть покажу, что я… ну что-то вспоминать начал, именно при них? Только вот с именами моих «родителей» было не совсем понятно. Ведь наверняка я, то есть тот, кто был до меня, маму называл не «Виолетта Сергеевна», скажем, а именно «мама», а папу – соответственно местным словом «папа». Ну не называть же мне его «Грандзон Элидар»? А вот с сестрой проще. Наверно, можно и по имени, тем более у нее оно из одного слова – Симара. Я просто слышал, как предполагаемая матушка обращается к ней. Итак… Я замер в ожидании сестры, кстати, очень привлекательной девушки, гораздо симпатичнее, чем те стервы из Питера. И вот она, вступив в комнату, с некоторой жалостью смотрит на меня…
Я умею ждать. Сестра, постояв у дверей некоторое время, наконец решившись, подошла ко мне и присела рядом на кровать. Я подозреваю, что местные вообще не носят нижнего белья. Не подумайте чего плохого, я никуда не заглядывал, но уж больно плотно обтекала юбка, то есть платье, ее тело. Ладно, это отступление, тем более что предполагаемая сестра все-таки. Сев, она начала что-то вяло щебетать. Представляю ее состояние: брат, явно приложившись головой обо что-то твердое, ни черта не понимает. Но я ведь действительно не понимал ее.
– Симара… – прошептал я.
Разумеется, это звучало на русском, но я же «ударенный»… Вы не представляете, что тут началось!.. Короче, я точно ее родной брат, а вот те двое – мои родители. Они явились сразу, как по-женски взвыла от радости моя сестра. Я смутно подозреваю, что они какие-то инопланетяне, закинутые к нам. Хотя почему инопланетяне. Я вот готов поверить и в рай и, что более правдоподобно, в ад. Может, они оттуда.
Теперь по сути. Она, услышав свое имя, раскрыла и без того большие глаза – настолько больших я не видел на Земле. Предполагал, что такие бывают, но не видел. А вот дальше мне было отнюдь не до шуток. Ладно тот ливень, который хлынул из них. Бог с ними, ее рыданиями у меня на груди, но ведь она привела всех остальных! И тут я спасовал. Сказать, что я был растерян – значит ничего не сказать. Как их называть, я так и не определился. Собрались все, даже «котяра». Котяра! Он меня спас! Не зря я его в прошлой жизни выбрал. Котяру звали Пруп. Вот что-что, но это я четко запомнил.
– Пруп! – Я обнял спасительную тварь.
Думаете, легко обнять того, кого боитесь? А, ну да: это же домашняя зверушка, которая не может причинить. Тварь это! Зверь! Я не шучу. У него клыки длиной сантиметров по пять! У меня сердце чуть не выпрыгнуло, когда я обнял этого зверя. Полагаете, он такой пушистый зверек? Это хищник! Животное, которое ест мясо! Мясо! Мясо – это я. И взгляд… бессмысленный какой-то… глупый. Мне правда было не смешно… Перед тобой стоят люди, которые надеются… Не было у меня мамы… Не знаю я… Бабушка была, но вы же не смотрели в глаза вот этой женщине, а я смотрел. Не мог я по-другому. Я встал и потянулся к ней. Козел я, конечно. Но… не смог я лишить мать сына.